Юмор

Это был реальный случай:
Зорин был вылитой копией Киссинджера, прямо брат-близнец, только в одну вторую натуральной величины - тот же курчавый ежик, оттопыренные уши, жирный подбородок и роговые очки.
Во время визита в Союз Генри Киссинджер спросил Зорина:
“Вы еврей?”
"Нет, я русский”, — ответил Зорин.
“А я американский”, — парировал Киссинджер.


Кто из них русский, а кто американский?

--- Сообщения объединены, 4 апр 2017, Оригинальное время сообщения: 4 апр 2017 ---

Ну и раз пошла такая пъянка, то ещё одна история про Валентина Зорина (от Михаила Веллера).

"Зорин был профессионал, и не было в Америке такой мелочи, которую он не обращал бы ей в порицание и нам в хвалу. Умел отрабатывать деньги. А деньги были неплохие; зеленые такие. Баксы. Не каждый сумеет за антиамериканскую неусыпную деятельность получать в американской же валюте.
Такое было время акробатов пера и шакалов ротационных машин.
И вот он однажды под вечер выходит из одних гостей. Его там в доме принимали прогрессивные американцы, кормили его стейками, поили виски и говорили всякие приятные вещи. И он уже обдумывает, как сделать из этого антиамериканский материал. И повыгоднее его пристроить.
И идет он к своей машине, припаркованной в сотне метров у тротуара. И тут сзади ему упирается в почку что-то вроде пистолетного ствола, и грубый голос приказывает:— Не шевелиться! Бабки гони!
Ограбление, значит. Типичный нью-йоркский вариант.
Зорин, как человек искушенный и все правила игры знающий, не дергается. В нагрудном кармане пиджака у него, как советуют все полицейские инструкции, лежит двадцатка. И он ровным голосом, стараясь не волноваться, отвечает, что у него с собой двадцать долларов всего, в нагрудном кармане.
— Доставай, но без резких движений!
Он осторожно достает двадцатку и протягивает за плечо. Ее берут, и голос угрожает:
— Пять минут не двигаться! А то — покойник!
И тихие шаги удаляются назад.
Когда, по расчетам Зорина, времени проходит достаточно для того, чтобы грабитель удалился на безопасное расстояние, он оглядывается — и видит, как за угол скрывается поспешно негр. Самый такой обычный, в синих джинсах, в клетчатой рубашке, в белых кедах.
Зорин садится в свою машину и едет. А сам обдумывает. Это ж какой случай замечательный! Средь бела дня советский корреспондент ограблен в центре Нью-Йорка вооруженным преступником! Вот уже до чего дошел разгул безобразий! И полиция их продажная бессильна! Прекрасный материал сам в руки приплыл.
И чтобы сделать очередной журналистский шедевр более убедительным, емким и панорамным — показать всю прогнилость и обреченность ихнего строя, он гонит к ближайшему отделению полиции. Стреляный воробей: а то завопят потом — лжет этот красный, никто его не грабил, почему не обратился в полицию, если грабили?! Пожалуйста — обращаюсь.
А поди ты его поймай: лица не видел, примет не знаю, а таких ограблений — да тысячи ежедневно. Стрелял наркоман двадцатку на дозу — это как промысел: верняк.
Он тормозит под вывеской полицейского участка и просит проводить его к дежурному — он должен заявить об ограблении.
В отделении сидит под кондиционером здоровенный сержант с красной ирландской рожей и голубыми глазками, вытянув ноги на стол, и жует жвачку.
— Привет! — говорит он Зорину. — Какие проблемы?
— Я советский журналист! — заявляет Зорин. — И меня сейчас ограбили прямо на тротуаре в вашем городе!
— Да, — сочувствует детина, — это бывает. Кто ограбил?
— Приставили пистолет к спине и отобрали деньги.
— Приметы, — говорит детина, — приметы! Подробности потом. Если вы заинтересованы, чтобы мы нашли преступника — давайте попробуем.
— Черный, — описывает Зорин ехидно. — В синих джинсах, в клетчатой рубашке. В белых кедах. Роста так среднего. Не старый еще, конечно.
— Так, — спокойно говорит сержант. — Понятно. Где это, говорите, случилось, мистер? Сколько минут назад?
А во всю стену мигает лампочками подробнейшая карта города.
Сержант щелкает тумблером и говорит:
— Алло! Джон? Фил? Уличное ограбление. Квадрат 16-Д. Тридцать шестая, близ угла Второй авеню. Девятнадцать пятнадцать плюс-минус минута. Чернокожий, среднего роста, синие джинсы, клетчатая рубаха, белые кеды. Давайте. Он бомбанул русского журналиста, тот волну гонит. Да. Сколько он у вас взял, сэр?
А говорить, что весь этот сыр-бор из-за двадцатки, как-то и неудобно. Не того масштаба происшествие получается. Попадет потом в газеты: коммунистический журналист хотел засадить в тюрьму бедного представителя угнетенного черного меньшинства за паршивые двадцать долларов. И Зорин говорит:— Триста долларов.
— Алло! Он с него снял триста баков — вы пошустрите, ребята.
Придвигает Зорину пепельницу, газету, пиво:
— Посидите, — говорит, — немного, подождите. Сейчас ребята проверят, что там делается. Да, — признается, — с этими уличными ограблениями у нас просто беда. Уж не сердитесь.
— Ничего, — соглашается Зорин, — бывает. — А сам засекает время: чтоб написать потом, значит, сколько он проторчал в полиции, и все без толку, как его там мурыжили и вздыхали о своем бессилии. Отличный материал: гвоздь!
Он располагается в кресле поудобнее, открывает банку пива, разворачивает газетку… И тут распахиваются двери, и здоровенный полисмен вволакивает за шкирку негра:
— Этот?
И у Зорина отваливается челюсть, а пиво идет через нос. Потому что негр — тот самый…
Сержант смотрит на него и констатирует:
— Рост средний. Особых примет нет. Джинсы синие. Рубашка клетчатая. Кеды белые. Ну — он?!
И Зорин в полном ошеломлении машинально кивает головой. Потому что этого он никак не ожидал. Это… невозможно!!!
Нет — это у них там патрульные машины вечно болтаются в движении по своему квадрату, и до любой точки им минута езды, и свой контингент в общем они знают наперечет — профессионалы, постоянное место службы. Так что они его прихватили тут же поблизости, не успел еще бедняга дух перевести и пивка попить.
— Та-ак, — рычит сержант. — Ну что: не успел выйти — и опять за свое? Тебе что — международных дел еще не хватало? Ты знаешь, что грабанул знаменитого русского журналиста, который и так тут рад полить грязью нашу Америку?
— Какого русского, офицер? — вопит негр. — Вы что, не видите, что он — еврей? Стану я еще связываться с русскими! Вы меня с Пентагоном не спутали?
Зорин слегка краснеет. Сержант говорит:
— Ты лучше в политику не лезь. Он — русский подданный. И сделал на тебя заявление. Говори сразу — пушку куда дел?
— Какую пушку? — вопит негр. — Да вы что, офицер, вы же меня знаете — у меня и бритвы сроду при себе не было. Что я, законов не знаю? Вооруженный грабеж пришить мне не получится, нет! Я ему палец к спине приставил, и всего делов. А если он испугался — так я не при чем. Никакого оружия!
— Вы подтверждаете, что видели у него оружие? — спрашивает сержант.
— Побойтесь Бога, мистер русский еврей-журналист, сэр! — говорит негр.
Зорин еще раз слегка краснеет и говорит, что нет, мол, собственно оружия он не видел, но он, конечно, может отличить палец от пистолета, и прикосновение было, безусловно, пистолета. Но поскольку он сначала не оборачивался, а потом уже издали мелкие детали было трудно разобрать, то он на оружии не настаивает, потому что не хочет зря отягчать участь бедного, судя по всему, простого американца, которого только злая нужда могла, конечно, толкнуть на преступление.
— О'кэй, — говорит сержант, — с оружием мы тоже разобрались. Теперь с деньгами. Гони мистеру триста баков, живо, и если он будет так добр к тебе, то ты можешь на этот раз легко отделаться.
Тут негр ревет, как заводской гудок в день забастовки, и швыряет в лицо Зорину его двадцатку.
— Какие триста баков! — лопается от праведного возмущения негр. — Пусть он подавится своей двадцаткой! У него в нагрудном кармане пиджака, вот в этом — и тычет пальцем — была двадцатка, так он сам ее вытащил и отдал мне! Сержант, верьте мне: этот проклятый коммунистический еврей хочет заработать на бедном чернокожем! Что я сделал вам плохого, сэр?! Где я возьму вам триста долларов?!
Зорин, человек бывалый, выдержанный, все-таки краснеет еще раз и вообще происходит некоторая неловкая заминка. То есть дело приняло совсем не тот оборот, который был предусмотрен.
Сержант смотрит на него внимательно, сплевывает жвачку и говорит:
— Вы заявили, что грабитель отнял у вас триста долларов. В каких они были купюрах? Где лежали? Вы подтверждаете свое заявление?
Зорин говорит с примирительной улыбкой:
— Знаете, сержант, я все-таки волновался во время ограбления. Поймите: я все-таки не коренной американец, и как-то пока мало привык к таким вещам. У меня был стресс. Допускаю, что я мог в волнении и неточно в первый момент помнить какие-то отдельные детали. Может быть, там было и не триста, а меньше…
— Вы помните, сколько у вас было наличных? — спрашивает сержант; а полисмен откровенно веселится. — Поверьте, пожалуйста: сколько не хватает?
— Знаете, — говорит Зорин, — я был в гостях, совершил некоторые покупки с утра, подарки, потом мы там немного выпили… Не помню уже точно.
— Выпили, значит, — с новой интонацией произносит сержант. — И после этого сели за руль? Это вы в России привыкли так делать?
— Нет, — поспешно отвечает Зорин, и лицо его начинает чем-то напоминать совет из женского календаря: «Чтобы бюст был пышным, суньте его в улей». — Мы пили, конечно, только кока-колу, я вообще не пью, я просто имел в виду, что у меня было после встречи с моими американскими друзьями праздничное настроение, словно мы выпили, и, конечно, я был немного в растерянных чувствах…
— Короче, — говорит сержант. — Это ваша двадцатка?
— Моя.
— У вас есть еще материальные претензии к этому человеку?
— Я ему покажу претензии! — вопит негр. — Обирала жидовский! Это что ж это такое, сэр, — жалуется он сержанту, — в родном городе заезжий еврей при содействии полиции грабит бедного чернокожего на триста долларов! Когда кончится этот расизм!
Тогда Зорин на ходу меняет тактику. Делает благородную позу.
— Сержант, — говорит он. — Я не хочу, чтобы этого несчастного наказывали. Мне известно о трудностях жизни цветного населения в Америке. Пусть считается, что я ему подарил эти двадцать долларов, и давайте пожмем друг другу руки в знак мира между нашими двумя великими державами.
Но сержант руку жать не торопится, а наоборот, его ирландская рожа начинает наливаться кровью.
— Подарили? — спрашивает, пыхтя.
— Подарил, — великодушно говорит Зорин.
— Так какого черта вы заявляете в полицию, что он вас под револьвером ограбил на триста, если на самом деле вы сами подарили ему двадцать? — орет сержант. — Вы же здесь сами десять минут назад хотели закатать его на двенадцать лет за вооруженный грабеж?!
— Я разволновался, — примирительно говорит Зорин. — Я был неправ. Я иногда еще плохо понимаю по-английски.
— Сколько лет вы в Америке?
— Около двадцати.
— Так какого черта вы здесь пишете, если не понимаете по-английски?
Тут до негра доходит, что двадцатку ему вроде как дарили, и он протягивает руку, чтоб взять ее обратно, но Зорин берет быстрее и кладет к себе в карман, потому что двадцати долларов ему все-таки жалко.
— Ладно, — сплевывает сержант. — Со своими подарками разбирайтесь сами. Это в компетенцию полиции не входит. Если у вас больше нет друг к другу претензий, проваливайте к разэдакой матери и не морочьте мне голову.
— Я напишу материал о блестящей работе нью-йоркской полиции, — льстиво говорит Зорин. — Очень рад был познакомиться. Как ваша фамилия, сержант?
— Мою фамилию вы можете прочитать на этой табличке, — говорит детина. — А писать или не писать — это ваше дело. Не думаю, чтоб мое начальство особенно обрадовали похвалы в коммунистической русской прессе. До свидания. А ты, Фил, погоди минутку. Ты мне пока нужен как свидетель всего разговора.
И Зорин с негром выкатываются на тротуар, где негр обкладывает Зорина в четыре этажа, плюет на его автомобиль, предлагает на прощание поцеловать себя в задницу и гордо удаляется. А Зорин уезжает домой, поражаясь работе нью-йоркской полиции и радуясь, что легко выпутался из лап этих держиморд.
А сержант снимает трубку и звонит знакомому репортеру полицейской хроники, который подбрасывает ему мелочишку за эксклюзивную поставку информации для новостей.
— Слушай, — говорит, — Билл, тут у меня был один русский журналист… Зо-рин… Ва-лен-тин… да, его черный-наркоман грабанул на двадцатку, да, палец сунул к пояснице вместо револьвера… да, так он прикатил к нам и хотел этого бедолагу вскрыть на триста баков… как тебе это нравится, представляешь, закатать его на двенадцать лет?! Да, известный, говорит, журналист…
И назавтра «Нью-Йорк Таймс» выходит во-от с такой шапкой: сенсация! сенсация! знаменитый русский журналист Валентин Зорин, известный своими антиамериканскими взглядами, пытается ограбить безработного, чернокожего наркомана!!!» И излагается в ярких красках вся эта история — с детальным указанием места, времени, и фамилий полицейских.
После этого перед Зориным закрываются двери американских домов. И его как-то тихо перестают приглашать на всякие брифинги и пресс-конференции. И интернациональные коллеги больше не зовут его выпить, и некоторые даже не здороваются.
И в конце концов он вынужден, естественно, покинуть Америку, потому что скандал получился некрасивый. Сидит в Союзе, и лишь крайне изредка проскальзывает по телевизору.
А когда его спрашивают:
— Вы сколько лет проработали в Америке, так хорошо ее знали, — почему все-таки вы ее покинули и вернулись в Союз? — он отвечал так:
— Вы знаете, когда я как-то услышал, что мои дети, выходя из дому в школу, переходят между собой с русского на английский, я понял, что пора возвращаться!"

--- Сообщения объединены, 4 апр 2017 ---

Любителям кошек (и не только кошек)

https://gif2.mycdn.me/image?id=853484170184&t=45&plc=WEB&tkn=*Utq8RO_AD_O0ssJ7BDSdF8M1kZY

 

вся гнилая сущность журналистов и прочих полит-обозревателей в одном рассказе

 

Когда ты морская звезда, но у тебя проблемы.

 

Сегодня по ошибке положил кому-то 700 рублей на телефон. Подумал, и чтобы было не жалко, вдогонку послал СМС: "За шикарный cекc! "

Зарплата — наказание за неумение воровать.

Настоящий оптимизм — это когда на твоем надгробном камне надпись: "Всем чмоки! Увидимся! "

— Где можно недорого отметить день рождения?
— Карандашиком в календаре...

Человек, признающий свою ошибку, когда он не прав, — мудрец.
Человек, признающий свою ошибку, когда он прав, — женатый.

 

https://life.ru/t/новости/990960/v_...aghannyi_vietier_snios_20-mietrovyi_pamiatnik

 

Солидный бизнесмен вызывает секретаршу: "Едем на неделю за границу".
Секретарша сообщает мужу: "Дорогой, я уезжаю с шефом в командировку на неделю".
Муж звонит любовнице: "Моя уезжает, целая неделя — наша!"
Любовница звонит ученику, с которым репетиторствует на дому:"В ближайшую неделю уроков не будет".
Мальчик на радостях звонит дедушке: "Училка заболела, мы можем целую неделю тусоваться!"
Дедушка — который, кроме того, ещё и солидный бизнесмен, — говорит секретарше: "У внука для меня время освободилось. Командировка отменяется. Поедем позже".
Секретарша звонит мужу: "Шеф отложил командировку".
Муж сетует любовнице: "Облом. Ничего не получится — моя не уезжает".
Любовница сообщает ученику: "Занятия по расписанию".
Ученик даёт отбой дедушке: "Мы в пролёте, училка очухалась".
Дедушка вызывает секретаршу: "...и всё–таки едем".

— Знаешь, я стал подозревать, что жена мне изменяет...
— Почему?
— Ну мы же недавно на другой конец города переехали, а сантехник к нам по–прежнему старый приходит.

Беседуют две блондинки:
— У меня вчера был замечательный ceкc. Нам обоим так понравилось, что мы повторили все еще и еще раз!
— И кто это был?
— Не принимай меня за дурочку — если я и скажу о нем кому-нибудь, то уж точно не его жене!

Муж, пьяный в дрова, приползает домой с гулянки. Жена встречает его с веником в руках.
Мужик падает на колени и навзрыд:
— Лена, не улетай! Это было в последний раз!

Если Вам надо выговорится, то поделитесь со своим мужиком. Он никому не расскажет, потому что нихрена не слушает.

Папа накричал на маму.
Мама накричала на сына.
Сын накричал на кошку.
Кошка насрала всем в тапки.

Продавщица интим-салона больше всего ненавидит вопрос: "А лично вы что предпочитаете? "

Звонок ветеринару:
— Сейчас к вам придет моя теща со старой собакой. Так вы сделайте ей укол какого-нибудь самого сильного яду, чтоб не мучилась и сразу померла...
Ветеринар:
— А собачка одна найдет дорогу домой?


Муж, как обычно, пригласил друзей домой поиграть в карты. Пять часов утра, а они все никак не прекращают. В комнату врывается разъяренная жена:
— До каких пор, это будет продолжаться в моем доме?!!
— Маша, не кричи, дом уже не наш...

Рабинович купил два лотерейных билета и по одному из них выиграл машину. К нему, естественно, подходят друзья поздравить, а он стоит грустный, сам не свой, чуть ли не плачет.
- Рабинович, как же так, вы же машину выиграли, чего вы такой расстроенный?!
- Да я думаю, таки зачем я второй билет покупал?..

- Моня, у вас будет минутка поговорить о смысле жизни?
- Нет.
- Тогда пойдeм иным путeм. Хотите выпить?

- Смотри, Сёма, какая киса ко мне вчера в друзья добавилась!
- Ой, Боря! Что ты радуешься?! Она тебя трахнет и бросит на другой день!
- Тьфу-тьфу... Не сглазить бы!

- Жеееень, у нас сегодня годовщина, давай барашка зарежем!
— А барашек-то причем? Надо Серегу зарезать, он нас познакомил...

Архитектор - это тот, в ком ещё осталось мужское инженерное начало, но уже появились пидорские наклонности дизайнера.

 

Разминирование с помощью кувалды ...

 

— Я понимаю, есть передачи с ограничением по возрасту 16+, 12+, но что такое содержит 6+?
— Там говорят, что Деда Мороза не существует?

— Бабушка! Сколько километров до соседнего села? — Усю жизнь пять было. А потом понаехали спяциалисты, меряли-меряли и намеряли семь. Вот таперича из-за них лишних два километра ходим.


Муж — жене:
— Слушай, а компот варят только из фруктов или из овощей тоже?
— Компот из овощей — это борщ!

Если вы пашете, как лошадь — присядьте, сделайте пару затяжек сигареты…
— никотин убьет внутри вас эту скотину!

 

Внучка порадовала стишком: — Мама спит она устала это я ее достала ... Я не буду унывать пойду папу доставать!

Люди набирают вес, потому что накопленные с годами знания, опыт и мудрость не умещаются у них в голове и начинают распределяться по всему телу.

Время — удивительная штука. Его так мало, когда опаздываешь. И так много, когда ждешь.

 

Жена из кухни кричит мужу: — Милый, тебе понравится такое блюдо: "Отборные куски оленины и косули под легким ананасовым соусом в изумительном прозрачном бульоне из цесарки"? — О-о-о, любимая! Ты это нам сейчас приготовишь? — Нет, это я прочитала надпись на консервной банке кошачьего корма, которую сегодня нашему Ваське купила.

 

- ВладимИр, через Один чаЗ мы, главники этАй плОнеты восхвалим нашу страну!
- Прошу прощения, каким образом?
- Мы пАкажем всИму миру Хто тута главюк!
- Повторюсь, каким образом?
- Мы пАкажем всИму миру нашу силу!
- Да вы зае….ли, каким образом?
- Мы запОстим 60 ракетов па аэродрому!
Напевая «По аэродрому, по аэродрому, лайнер пробежал как по судьбе! И осталась в небе светлая полоска, чистая, как память о тебе.» - 59.
- Ху из пъятьдесъять девьять?
- 59 полетят. Одну не приняла наша военная приёмка. Она могла реально попасть по важной для нас цели.
- Пъятьдесъять девьять! Это тоже к вам кукузькина мама!
- Вы имеете ввиду Кузькину мать? Аха, ну давайте ваши 23 снаряда.
- Пъятьдесъять девьять!
- Ну да, конечно, 59 (хихикает)
- Мы запускаем! Бойтесь нас!
- Красный флаг вам в руки! И не забудьте взять пирожок с полки. ДБь!
Судя по всему, продолжение следует…

Моё.
Прошу сильно не пинать...

 

"Приключения Буратино" по-грузински, ну очень бородатые:
"
Полутемная каморка (папы Карло).
Посреди каморки на табурете сидит здоровенный Буратын с вот таки-и-им носом и в трусах.
Грохот на лестнице, пинки в дверь.
Буратын (позевывая): "Э-э-э! Кто тама?"
Из-за двери: "Это я, Карабаса-Барабаса!"
Буратын (почесывая шерсть на широченной груди): "Вах! Боюсь, боюсь!"
"

 

Пес узнал, что он не идет на прогулку

 

А что не так с С-400?

 

Про С-500. Надо еще выяснить куда остальные высокоточные "топоры" улетели, вдруг опять в китайское посольство, которого не было на старых советских картах.

 

Оффтоп

У нас с Вами одинаковые "зомбоящики" даже некоторые на одинаковым языке говорят, они по умолчанию не смогут рассказать правды.
Про китайское посольство это достоверная информация, хоть и на вики, которую каждый желающий может редактировать.